Опять же. Что-то очень похожее я чувствую по отношению к понравившимся рукам.
Немного не тот перевод, в котором читаю, но всё равно неплохо.
читать дальше"И с Полой, как всегда, все началось с рук. Дело идет к вечеру, усталостью наваливается время, растраченное в кафе за чтением газет, которые всегда — одна и та же газета, а пиво, точно крышка, легонько давит на желудок. И ты готов к чему угодно и можешь попасть в худшую из ловушек инерции и забвения, как вдруг женщина открывает сумочку, чтобы расплатиться за кофе, пальцы теребят застежку, а она, как всегда, не дается. Такое впечатление, будто застежка защищает вход в зодиакальную клетку и, как только пальцы женщины найдут способ отодвинуть тонкий позолоченный стерженек и вслед за его неуловимым полуоборотом запор поддастся, тотчас же на ошалевших завсегдатаев, захмелевших от перно и зрелища велогонок, что-то нахлынет, накатит, а может, и вообще проглотит их: лиловая бархатная воронка вырвет мир с насиженного места, заодно с Люксембургским садом, улицей Суффло, улицей Гей-Люссака, кафе «Капулад», фонтаном Медичи, улицей Месье-ле-Прэнс, закрутит все это в последнем раскатистом бульканье — и останется только пустой столик, раскрытая сумочка, пальцы женщины, вынимающие монету в сто франков и протягивающие ее папаше Рагону, ну и, конечно же, Орасио Оливейра, привлекательный молодой человек, живым и невредимым вышедший из катастрофы и как раз в это время готовящийся сказать то, что говорится по случаю великих катаклизмов.
— О, вы знаете, — ответила Пола, — страх не относится к числу моих сильных сторон.
Она сказала: «Oh, vous savez» [О, вы знаете (фр.)] — немного похоже на то, как сказал бы сфинкс, собираясь загадать загадку: словно извиняясь и не желая злоупотреблять своим авторитетом, который, как известно, велик. Или как говорят женщины в тех бесчисленных романах, чьи авторы не намерены терять времени, а потому все самое ценное вкладывают в диалоги, совмещая таким образом приятное с полезным.
— Когда я говорю страх, — заметил Оливейра, сидя все на той же банкетке, обитой красным плюшем, слева от сфинкса, — я прежде всего думаю об оборотной стороне. Ваша рука двигалась так, словно притронулась к пределу, за которым — оборотная сторона мира, где я, к примеру, мог бы оказаться вашей сумкой, а вы — папашей Рагоном.
Он ожидал, что Пола засмеется и все перестанет быть таким до крайности утонченным, но Пола (потом он узнал, что ее зовут Пола) не сочла эту возможность чересчур нелепой. Улыбнувшись, она показала маленькие и очень ровные зубы, и губы, накрашенные помадой густого оранжевого оттенка, от улыбки стали чуть более плоскими, но Оливейра все никак не мог оторвать взгляда от её рук, его всегда привлекали руки женщины, ему хотелось коснуться их, гладить её пальцы фалангу за фалангой, медленно изучая, как какой-нибудь японский массажист, неощутимый ток крови в её венах, исследовать её ногти, пытаясь понять хиромантическое назначение роковых линей и счастливых бугорков, услышать шум лунных морей, прижав к уху маленькую ладонь, немного влажную не то от любви, не то от чашки с чаем". (с)